Максим Амелин "Гнутая речь"

[elena_shturneva]

Вот уже третий день не расстаюсь с замечательной книжкой: Максим Амелин «Гнутая речь».
В этом красивом и с любовью сделанном томике не только стихи (начиная с 1990–х), но ещё эссе и статьи, которые читаются на одном дыхании, поражая изяществом и отсутствием занудной академичности. При этом чувствуется, что и с авторами 18 века, и с так называемыми писателями "третьего" ряда, Амелин знаком не понаслышке. Открываю для себя неизвестный почти 18 век русской литературы: оказывается, очень занимательно!
Стихи великолепны, хочется цитировать каждое. Я и раньше читала Максима Амелина в журналах, но, видимо, чтоб оценить масштаб дарования, нужна всё же книга.
Захар Прилепин пишет «Тут кто-то написал, что «читать Амелина – это труд». Я бы добавил: полезный труд. Нет, серьёзно, я когда читаю стихи Максима Амелина, всегда как-то даже немножко горжусь собой: вот, думаю, я занимаюсь делом, а не ерундой какой-нибудь» Абсолютно с ним согласна.
А книжка библиотечная, и с ней придётся расстаться. Но уже сегодня заказала её в "Лабиринте": такие книги нужно всегда иметь дома (на расстоянии вытянутой руки), чтоб открыть страничку наугад и перечитать...
______________________________
А гнутая речь – это, конечно же, поэзия, особым образом построенная речь со скрытым смыслом (по определению древнеиндийских теоретиков)


* * *
Трудно не быть игрушкой в шестипалых ладонях
времени Эхнатона, Августа и Пери-
кла. Вчера веселился, завтра умрет Адонис, -
полночь, мгновенье между" остановись, замри.

Стоп, нули! - Разговором долгим не заманаю:
дай постоять немного, Янус, в твоих дверях
перед открытьем, перед новыми временами,
будущим и грядущим, прошлого порох-прах

похоронить достойно дай. Себе в оправданье
нечего мне придумать, некого мне винить:
я-в лабиринте века пыльным мешком ударен -
сам перетер об угол Ариаднину нить.

Быстро стареет время: глохнет, немеет, слепнет
ока на оба, уха и на язык един, -
впасть остается в детство, чтоб никому наследства,
потрясая колючей проволокой седин,

не завещать. Помедли, о голова Горгоны!
не спускай с циферблата глаз, не дай разомкнуть
стрелок, сморгнув, смеженных. Жадное до торговли,
время кайлом тяжелым ломится прямо в грудь.

Мой лирический Гектор! заклинаю: не надо
направляться по кругу, думая, что вперед, -
времени не нагонишь и не убьешь. Двенадцать
звонкой форелью бьется - только все толще лед.

Ах, Михал Алексеич, извините, любезный, -
вас еще не хватало. Впрочем, если помочь, -
либо убейте время, либо меня убейте,
а помешать, - не стоит, лучше шустрите прочь.

В этой неразберихе, в сущности, не возможно
что-то понять, - чем дальше, тем труднее назад,
воздух руками роя. Легче, восстав из мертвых,
спутав Александрию и Александров сад,

в шестипалых ладонях времени Эхнатона,
Августа и Перикла куколкой заводной
проще не оказаться. Если в стихах не точным
этих сочтете что-то, - строки - все до одной -

переставив местами, лишнее зачеркните,
распрямите порядок слов, прозирая стих, -
в собственной, в магазине приобретенной книге
делайте, что хотите, - я своего достиг.


* * *
Не ты ли, летунья? - Тебя узнаю
по легкому плеску, - крылаты
так, может быть, ангелы пляшут в раю, -
я знаю великую тайну твою,
которой не в курсе сама ты,

свой складень ли Богом расписанных крыл
то сложишь, то мигом раскроешь,
свои ль паруса, что Господь раскроил,
то ветру поддашь, не расходуя сил,
то, споря с ним, силы утроишь,

и - Божия тварь - ты права, что права
сама для себя выбираешь:
трава ли, воздушные ли острова -
не ведая толком, зачем ты жива,
зачем, например, умираешь?

* * *
Мой Катулл! поругаемся, поспорим,
просто так посидим - с Фалерном туго;
ничего, - как-нибудь и с этим горем:
поглядимся, как в зеркало, друг в друга.

На, кури. Что не спрашиваешь, кто я?
где? когда? почему усов не брею?
и слежу через стекла за тобою? -
В гости к сумрачному гиперборею

ты попал. Не видение, не морок -
мы с тобой, если хочешь, если надо,
чай заварим из трав, лимонных корок
и съедим по полплитки шоколада.

Ты, наверно, лет десять не был в Риме:
тоги нынче не в моде - на смех курам.
Да, таким же - с глазами голубыми,
долговязым, но статным, белокурым -

я тебя представлял, когда в тетради -
от бессмертия к жизни - строки сами
проступали. - Давай, союза ради,
мой Катулл, обменяемся сердцами!